Перекресток торговых путей

На вопрос — а что же было на месте Троицка, в его окрестностях в более стародавние времена, то есть до Троицина дня 1743 года — дня официальной закладки И.И. Неплюевым Новотроицкой крепости, исчерпывающий ответ найти невозможно.

Одни из исследователей, ссылаясь на скрижали монастырских летописцев, назовут более раннюю дату основания крепости, чем 1743 год. Другие берут в основу не менее веский аргумент — надгробные плиты Троицкого мусульманского кладбища, точнее эпитафии, на которых арабская вязь указывает якобы на захоронения чуть ли не XVI века.
Ставить под сомнение, а тем более отрицать эти доводы — неразумно. Ясно одно, что задолго до строительства российских укрепленных поселений вдоль реки Уй, здесь была не глухомань «богом забытая», а места обитаемые кочевыми племенами скотоводов и, в частности, киргиз-кайсаками Среднего жуза (орды).

А тем более, если посмотреть в глубины веков, обратиться к источникам археологических раскопок, то они будут свидетельствовать о том, что в нашем крае еще на грани каменного и бронзового веков, около 4 тысяч лет назад, жили алакульские племена огнепоклонников, племена воинственных сарматов и других первопоселенцев, которые, судя по останкам упряжи, найденной в могильниках, уже приручили коня, пользовались повозками на колесах, добывали руду и плавили металл.

Словом, были у истоков цивилизации.

Не случайно поэтому так высок был интерес к нашему краю со стороны древнегреческих и римских ученых, исследователей, таких как Геродот, Аристотель, Гиппократ, Плиний и другие. Наиболее полное описание Урала дал александрийский астроном и географ античного мира Клавдий Птолемей, который разделил Уральский хребет на три части: Рипейские горы (Северный Урал), Римний-ские горы (Средний Урал) и Норосские горы (Южный Урал).

Особенно интересен тот факт, что Птолемей, воспользовавшись сведениями, полученными от купцов, упоминает о караванной торговле с азиатскими странами. О торговых контактах южноуральского края с другими дальними краями и их народами рассказал арабский писатель Ахмед ибн-Фадлан, который был послан в начале X века Халифом в волжско-камскую Булгарию. По реке Дайке, так он называл Яик (р. Урал), к ее истоку доставлялись различные товары с юга. И наоборот. Этим же водным путем везли купцы дары севера в южные края. Характерна в этой связи такая деталь, что в общей системе водного торгового пути связующим звеном была и река Уй, на которую южные товары, переброшенные сухопутно с верховьев Яика, отправлялись по рекам Тобол, Иртыш, Обь.

Летопись древних времен говорит нам и о том, что место слияния двух рек Уя и Увельки издревле было средоточием северных, западных и восточных торговых путей, было местом начала караванных троп, уходящих на юг в Тургайскую степь и дальше в край сокровенной мечты Петра I — «полуденную Азию» и в Индию, Китай.

Однако, еще задолго до Петра I, до его учеников и сподвижников Татищева, Кирилова, Тевкелева, Неплюе-ва, способствующих открытию «врат в полуденную Азию», торговые связи с ней и даже Китаем, были установлены прочно, надежно. Взять, к примеру, такой широко известный ныне из прессы торговый путь, так называемый «Великий шелковый путь», так вот, «торить» его начали еще во II веке до нашей эры. Это когда из центральных провинций Китая через Среднюю Азию в европейские государства везли для продажи китайский шелк.

Первоначально «Шелковый путь» через Ланьчжоу шел на Дуньхуан и раздваивался здесь на Южный путь, проходивший через города: Хотан, Яркенд, Балх и завершался в центре Мургабского оазиса, в городе Мерв (ныне Мары). Северный развилок «Шелкового пути» пролегал по городам: Турфан, Кажгар, Самарканд и вновь подходил к городу Мерв. Был также еще один вариант «Шелкового пути» через Ташкурган, Термез, Керк и он также выходил на Мерв.

От Мерва «Шелковый путь» разветвлялся на целый ряд больших и малых торговых дорог, ведущих на Багдад, к портам Средиземного моря и т. д. Для нас же представляет интерес лишь северное ответвление от Мерва на Самарканд и Бухару. Именно от этих городов и была протянута нить «Шелкового пути» по древним караванным тропам, ведущим в наш край, на перепутье транзитных торговых связей.

Из достоверных документальных данных известно, что через наш> край поддерживался контакт тобольских купцов с купцами Ташкента, а это значительно раньше, чем был отправлен (1739 г.) первый русский торговый караван со стороны Оренбургской укрепленной линии.

Эти и целый ряд других фактов как нельзя лучше подтверждают вывод о том, что основатель нашего города И. И. Неплюев, закладывая на Уйской укрепленной линии «крепость познатнее», был хорошо осведомлен об исторически сложившемся перекрестке древних торговых путей, потому-то и предвидел он, что Новотроицкая крепость приобретет вскоре славу порубежного центра меновой торговли.

Если не брать во внимание перевалочные пункты товаров, доставляемых в Троицк «для мены» из европейской части Российской империи,с ее северных окраин или из сибирских глубинок, то основными торговыми центрами, влияющими на товарооборот Троицкого торжища были Ташкент, Самарканд и Бухара.

А все дело в том, что именно эти древнейшие на земле города, через которые пролегал знаменитый «Шелковый путь», как магнитом притягивали к себе огромный поток разнообразных товаров, поступающих сюда не только из близлежащих городов Хивинского, Кокандского и Бухарского ханств, но и из Персии, Турции, Индии, Китая.
Через Ташкент, Самарканд и Бухару транзитом шло в наши края то, чем богаты были Восток и заморские державы. К примеру, из Багдада, из этого своеобразного склада персидских, арабских, индийских товаров, поступали партии всевозможных пряностей, фиников, мака, опиума. Из Кашгара и Бадахшана, из Джизака и Ката-Кургана доставлялись шерсть и кишмиш, хлопок и рис. Из Файзабада — рубины, серебро, ляпис-лазурь. Из Хорезма — хивинские халаты, шапки, ичиги. Из Чарджуя и Ташауза — каракулевые шкурки, ковры. Термез и Коканд, Ходжент и Ургенч славились как поставщики всяких фруктов и восточных сладостей.

Всемирной известностью пользовались изделия мастеров из Гиссара и Хорасана, их ножи, клинки из булатной стали были вне конкуренции. Также, как не было равных у караванщиков Индии и Китая, сбывающих такой ходовой продукт, как чай. Об объемах и его сортовом разнообразии можно видеть по рекламным проспектам многих троицких магазинов, торгующих так называемыми колониальными товарами.

Так вот, троичанам и гостям города предлагали черный байховый чай, от самого высокосортного «Бра-кен-оранж-пеко» до более общедоступных сортов китайского чая: «Нинджау», «Онфа», «Кимынь» и других. Большое количество сортов предлагалось к продаже и зеленого байхового чая из Индии, в том числе сорта «Цветочного чая» и зеленого прессованного. У наших ближайших соседей — киргиз-кайсаков — особым спросом пользовался черный кирпичный и плиточный чай.

В числе самых большеобъемных товаров, проходивших через Троицкую ярмарку, были шерсть в тюках и кипы хлопка-сырца. Хлопок из Троицка переправлялся на ситценабивные и бумажно-ткацкие фабрики центра России. Его оптом скупали маклеры знаменитой фирмы «Александровская мануфактура», скупщики московского купца Пантелеева, открывшего первым в России (1808 г.) бумагопрядильную фабрику. Многие тысячи пудов хлопка шли в Иваново, Шую.

О том, насколько велик был спрос на хлопок и каким доходным делом была торговля им, мы можем судить хотя бы по такому факту, когда в конце 80-х годов прошлого столетия троицкие купцы братья Яушевы, не ограничиваясь перепродажей хлопка, заимели собственные хлопковые плантации, построили в Средней Азии свои хлопкоочистительные заводы.
В прошлые годы автору этих строк неоднократно приходилось бывать не только в областных и столичных центрах бывших союзных республик Таджикистана, Туркмении, Узбекистана, Казахстана, но и в небольших городах, поселках, кишлаках, аулах, и везде и всегда меня интересовал вопрос о былых торговых связях этих поселений с нашим Троицком. Вот и в прошлом году дважды удалось побывать в Узбекистане. Если последняя поездка в декабре была кратковременной, ограниченной пределами Ташкента, то в разгар прошлого лета группа троичан, выполняя миссию восстановления былых коммерческих контактов, изрядно поколесила по дорогам солнечного Узбекистана, практически побывав во всех его уголках и особенно в тех, где некогда пролегал «Великий шелковый путь».

Не вдаваясь в подробности описания этого путешествия, остановлюсь лишь на том, что же удалось увидеть в бывших торговых центрах Востока, которые имели связь с.нашим Троицком.

Сразу же скажу, что в столице Узбекистана Ташкенте — от былых времен после колоссального землетрясения 1966 года свидетелей древности — памятников монументальной архитектуры осталось столько, что по пальцам можно перечесть. Это мавзолей шейха Хавенди Тахура, имама Каффаль Шаши, Зайнутдин-бобо, медресе Кукельдаш, мечеть Джами. Вот, пожалуй, все, что не смогла уничтожить стихия.

Из торговых заведений каким-то чудом уцелел небольшой магазин купца Филатова, хотя он находился почти в эпицентре землетрясения. Сейчас это павильон по продаже живых цветов с лирическим названием «Цветочный мир».

В Самарканде, древнейшем городе Средней Азии, городе-современнике Афин, Рима и Вавилона, не в пример Ташкенту сохранилось превеликое множество не только отдельных замечательных памятников искусства древнего зодчества, вроде усыпальницы Шейбанидов, обсерватории Улугбека, мавзолея Гур-Эмира, соборной мечети Биби-ханым, но и целых архитектурных ансамблей, таких, как ансамбль мавзолеев Шахи-Зинда, ансамбль Регистан.

Но что самое интересное, так это то, что ь Самарканде почти как и встарь, на тех же местах шумят, бурлят людским многоголосьем экзотические базары Востока. Здесь в целости и сохранности возвышаются торговый купол Чорсу и самая знаменитая в среде путешественников, караванщиков и другого торгового люда мечеть Хазрет-Хызра.
Бухара, по праву носящая имя города-музея — это концентрация уникальных шедевров древнего зодчества.

На одной из самых примечательных особенностей Бухары яшяются торговые купола XVI века. Ни один город Средней Азии не знает подобного рода сооружений. Своеобразной доминантой города является минарет Калян. Если голос азанчи (муэдзина), обращающегося к правоверным с азаном (молитвой), несся с минарета Каляна и был слышан на расстоянии шести-семи километров, то видели его за десятки верст от Бухары.

В частности, минарет Калян был своего рода маяком, ювещающим, что до Бухары рукой подать, что пора юраванам после многодневных переходов сделать по-аедний привал. Происходил он в поселении Вабкент, где обычно караваны из Троицка приводили свои снаряжения и грузы в товарный вид. До сих пор в городе Бабкенте сохранилась свидетельница событий давних лет — мечеть.

Интересуясь сооружениями далеких лет, являю-иимися свидетелями былых торжищ, естественно хотелось найти людей, у которых хотя бы по рассказам старших, хотя бы вскользь, но отложилось в памяти сюво «Троицк». Но, если не считать встреч и бесед с земляками-троичанами, переселившимися в Узбекистан в разные годы, то о Троицке, о том, что он был до революции заветной мечтой любого купца, нынешнее поколение ничего не знает. Да и как иначе, если сзязи прерваны давно, давно закатилась и слава Троицкой ярмарки. Вот почему на этом фоне необычайной оказалась встреча с двумя крупными коммерсантами из Афганистана.

Встретились мы с ним случайно, в один из вечеров в высотном отеле международного класса «Чорсу», где нашими соседями по гостиничным номерам были тогда бизнесмены, съехавшиеся из Германии, Италии, США, Индии и других стран на Ташкентскую деловую встречу для решения вопросов инвестирования 'и создания совместных предприятий. Разговорившись с предприни-яателями из Афганистана, мы узнали от одного из них Абдул Кадыр Абдул Хамида, что он потомственный купец, что его мать — татарка из Казани, а его дед юдил караваны в Троицк. Выходит, что среди тех, кто го-настоящему занимается коммерцией, кто не забывает историческое прошлое торговли, те знают и слышали с Троицкой ярмарке.

Тот, кто хотя бы раз побывал в городе Чарджоу Чарджуй) или на курорте Байрам-Али, кому удалось «побывать в краю, именуемом «сердцем пустыни» Кара-кум, тот несомненно поймет, почему же все три основных разветвления «Великого шелкового пути» сходились именно в городе Мерв (Мары), а не в ином месте.

Все дело в том, что среди безбрежного моря песчаных барханов, где за все лето не выпадает даже капли дождя, где без солнца в году набирается всего около 30 дней, где в тени в июльскую пору градусник не опускается ниже +40, то Мерв в этом ужаснейшем пекле, находящийся в центре Мургабского оазиса — самое благодатное место для кратких дневок и длительных привалов любого из караванов, в какую бы сторону он ни шел. Все караваны, направляющиеся в наш Троицк, если их путь лежал из Ирана и Афганистана, из Китая и Индии, не могли стороной обойти Мерв. Иное дело если караваны снаряжались непосредственно купцами более северных торговых городов. Так, Хорезмские караванщики из Ургенча, Хивы и других транзитных поселений, расположенных в нижнем течении реки Аму-Дарьи, добирались к низовьям реки Сыр-Дарьи вековыми тропами, что шли по Туранской низменности до Казалинска, Аральска...

К Казалинску, Аральску выходил также и другой путь караванов, отправляющихся в Троицк из Бухары. Но надо заметить, что это был наикратчайший путь к нам и в то. же самое время самый наитруднейший.

От упоминаемого уже Вабкента караваны круто забирали на северо-запад и, минуя междугорье Куль-джуктау и Тамдытау, входили в царство опаленной зноем пустыни Кызылкум, где по неброским приметам, доступным лишь глазу опытных караван-баши (старший караванщик), экономя каждый глоток воды, добирались к заветной цели — Учкудуку («Три колодца»), известному нашему современнику из песни, как спасительному духу караванов в пустыне от солнечного зноя. А дальше по Туранской низменности караваны двигались к колодцам Калды-Байкудык и Рамкуль-Кудык, к Аральскому морю, на Иргиз, в Нагайскую степь, Тургайскую впадину. Но, чтобы выйти к рубежам земель киргиз-кайсацких жузов, немало тяжелых испытаний приходилось выдержать караванщикам. Представьте себе сотни верст опаленных солнцем безжизненных пространств, то зыбких песков, то потрескавшихся вкривь и вкось железнокаменных такыров. Солнце, жара, безводье. Единственное спасение, кроме редких колодцев — это сардобы, искусственные хранилища вешних вод, да еще те считанные капли воды, что запасены в притороченных кожаных мешках-бурдюках.

Благо, если погода выдается тихая, если безмолвными окажутся барханы, если не закрутит смертельную свистопляску песчаный вихрь, считай, повезло. Делая привалы в разгар полуденного зноя, караван-баши стремились как можно большее расстояние покрыть в вечерние, а тем более в ночные часы, когда самым надежным их помощником являлась прохлада, а самым точным ориентиром пути на Троицк — Полярная звезда.

Но не только безводье и зной, не только отсутствие явных дорожных вех выпадали на долю караванщиков, была для них зачастую уготована и такая не менее тяжкая участь, как встреча с неуловимыми словно смерч грабителями из банд, вожаками которых были свирепые Кара-Кончар (Черный меч), Кара-Бургут (Черный орел, беркут).
Умелую проводку торговых караванов из России в Среднюю Азию и обратно осуществляли потомственные проводники караванов — казахи, которые на деле доказывали предвидение Петра I, заявлявшего: «Хотя оная киргиз-кайсацкая орда степной и легкомысленный народ, токмо всем азиатским странам и землям оная орда — ключ и врата».
Да, поистине киргиз-кайсаки были незаменимыми посредниками в торговых связях Востока с Россией, непревзойденными знатоками всех путей, троп и перепутий. Но вот обезопасить караваны от разбойников — это было вне их сил.

Потому-то и приходилось поначалу торговые караваны русских купцов из Оренбурга и Троицка сопровождать военным конвоям. Не случайно и то, что еще в начале прошлого века губернский регистратор, служащий Оренбургского тамошнего округа, писатель Г. С. Винский, отбывающий в Оренбурге ссылку, составил «Проект об усилении Российской с Верхнею Азиею торговли через Хиву в Бухарию», в котором высказывалась мысль о необходимости проведения важной операции.

«Я,— писал он,— под сим разумею экспедицию в степь назначенную, движениями которой с четырех пунктов через степь к Хиве правительство наше намеревалось истребить грабителей караванов, воров, чинивших побеги в наши границы...».

Не ограничиваясь мерами безопасного прохода торговых караванов, Г. С. Винский предлагал: «...для достижения благонамеренных Российскому правительству предприятий... враждующих киргизцев между собою усмирить, благонамеренных успокоить словом, окончательно устранить сии народы, имея ш< тда в виду распространение утверждений — занятие Чипы».

По всей вероятности, проект Г. С. Винского заинтересовал правительство, так как начиная с 1819 года, с посольской миссии Журавлева в Хиву, несколько миссий побывало в Бухаре, экспедиция Берга вышла к Аральскому морю (1825 г.). Но ни одна из этих экспедиций не принесла желаемых результатов. Это вынудило Российское правительство и царя Николая I организовать зимой 1839 года военный поход на Хиву войск под командованием оренбургского генерал-губернатора В. А. Перовского. Но и ратный поход также оказался неудачным. Потому-то через год в Хиву была послана уже мирная экспедиция Никифорова для заключения торгового трактата.

Последние десятилетия XIX и тем более начало XX века в торговых связях Троицка с купцами Востока были более благоприятным периодом. Все меньше и меньше чинилось неприятностей караванам, и потому-то с ними уже отправлялись в путь не только купцы, но их попутчики — странствующие дервиши, правоверные мусульмане, свершающие хадж в Мекку, шакирды Троицкой медресе «Расулия», возвращающиеся на учебу после побывки в родных местах.

Регистрационные журналы, описи досмотра и другие документы таможенных пунктов достоверно указывают, что самый интенсивный товарообмен у Троицка шел с Бухарским эмиратом. Нет такого года, чтобы количество караванов из Бухары в Троицк и обратно из Троицка в Бухару уступало бы Ташкенту или Самарканду. В этой связи не безынтересно отметить такой штрих, что добрая половина бухарских караванов предпочитала не прямые пути через Вабкент на Учкудук, Ак-Мечеть или Туркестан, а окружной путь через Катта-Курган на Самарканд.

Бухарские купцы, отправляющие свои караваны кружным путем, на первый взгляд, оказывались в явном проигрыше по сравнению с теми, кто шел по прямой дороге.
А проигрыш заключался в том, что дорога на Самарканд, идущая вдоль берега реки Зеравшан. обязательно приводила к высокой, непроходимой гряде гор, миновать которые можно было только через узкую расщелину, промытую рекой Санзар, через так называемые «Тамер-лановы ворота». Так вот, здесь-то и приходилось купцам раскошеливаться, платить соответствующую мзду вооруженной страже.

Спрашивается, зачем же тогда бухарские купцы шли на лишнюю трату времени (путь увеличивался верст на 300), шли на материальные издержки (уплата подорожной дани)? Ответ прост. Проигрыш компенсировался тем, что значительная часть этого пути была привязана к рекам, более полноводным сардобам, караван-сараям. А преодолев небольшой по протяженности отрезок пути через Голодную степь, караванщики выходили к долине реки Сыр-Дарьи и дальше продвигались вблизи ее к Ак-Мечети (Кызыл-Орда), где вновь для них светил все тот же ориентир — Полярная звезда.

Но самым веским обоснованием выбора пути через Самарканд являлось бытовавшее из века в век поверье купцов и караванщиков, что если ты желаешь, чтобы путь каравана был легким, счастливым, а предстоящие торговые сделки — прибыльными, то надо обязательно побывать перед дорогой в Самаркандской мечети Хазрет-Хызра. Или хотя бы трижды пройти вдоль ее фасадной стороны, обращаясь с молитвой к святому Хызру — покровителю путешественников, караванщиков, путников. И он якобы сниспосылал им удачу и благоденствие. Хорошо зная, что открытие ежегодной Троицкой ярмарки приурочивалось к первым числам первого летнего месяца июня, многоопытные купцы среднеазиатских ханств и эмиратов, беря в расчет расстояние от Хивы, Бухары до Троицка, учитывая среднесуточное преодоление различных участков караванного пути, начинали готовиться к отправке на ярмарку сразу же после того, когда наступала пора весеннего равноденствия.

Отпраздновав науруз, или отметив святой день — пятницу, свершив ранний, до восхода солнца намаз (молитву), караваны отправлялись в путь долгий, рискованный.
Особенно тяжелыми были первые переходы до Каза-линска. Добравшись до этих мест караваны делали основательный привал и вместо того, чтобы идти друг за другом, след в след, как было до этого, выходиликаждый на свой развилок. Те, что направлялись в ирен-бург,уходили несколько левее реки Иргиз, а те, у которых целью был Троицк, шли прямиком, преодолевая в последний раз опостылевшие пески самых северных Аральских Каракумов.

Миновав озеро Челкар-Денгиз, перейдя вброд реку Иргиз, караваны оказывались на территории плато, именуемого географами Тургайской столовой страной, точнее сказать они входили в Тургайскую ложбину, протянувшуюся на сотни верст с юга на север.

Вот здесь-то как раз караванам и приходилось встречать благодатный период наших степей, их рассветную пору — весну.. Для тех, кто шел с караванами впервые, для кого райскими местами были лишь узкие полоски оазисов, те своими глазами видели неповторимое чудо, когда от горизонта до горизонта во все четыре стороны простиралась изумрудного цвета равнина, кропленая голубизной бесчисленных озер.

Буйство вешних трав, яркая броскость полевых цветов, непуганные стада сайгаков, косуль, дроф, стаи диких гусей и уток, звенящая от пения жаворонков лазурная высь. Все это, конечно, поражало воображение караванщиков.

Но чудом из чудес для них, знающих сызмала, что самым драгоценным даром природы является вода, представлялись озера, болота, лагуны, заполненные вешними водами, а верхом неописуемого восторга были родники, чистоструйные ручьи, плавно текущие степные реки Тобол, Аят. Да и как было не восторгаться бесподобному вкусу живительной влаги, которой вокруг море разливанное.

Как было не вспомнить еще совсем недавние дни, когда в тех же Каракумах приходилось им нарушать одну из важнейших заповедей Мухамеда — и не проводить омовения рук, лица, головы и ног, полоскание рта водой, перед каждой из пяти обязательных молитв. Отсутствие воды вынуждало караванщиков применять «тейеммум», то есть намерение совершить омовение, прибегая к символическому движению рук или обтиранию песком частей тела, подлежащих омовению.

В отличие от первых переходов по пустыне, сопровождаемых изнуряющей жарой и безводием, в Тургайской долине караваны шли не по ночам, а только в светлое время суток. Закат солнца, вечерние сумерки были своеобразным сигналом — привал, а ночному отдыху предшествовал основательный плотный ужин — настоящий достархан, когда, не ограничиваясь содержимым чувалов и бурдюков, разжигали костры и в походных казанах готовили какое-нибудь варево посытнее. Не дни и не недели, а целые месяцы занимал путь из «полуденной Азии» в края южноуральские. Проходил этот путь в основном по безлюдным местам, где в стародавние времена аулы были необычайной редкостью, так как хозяева земли «ордынцы», вольготно кочевали по степи от одного пастбища к другому.

И вот после многотрудного пути вдруг нежданно-негаданно у дымчатой кромки горизонта, возвышаясь, замаячили контуры зданий, вырисовывались многочисленные главы церквей и минареты мусульманских мечетей, заблестели, плавясь на солнце, позлощенные кресты и полумесяцы. То был не мираж, а реальная долгожданная цель караванщиков — Троицк.
На том месте, где перед взором караванщиков впервые открывалась далекая панорама нашего города, расположено бригадное село Бугристое (колхоз им. XXI съезда КПСС). Где-то в первые послевоенные годы да и в пору всенародного освоения целины, когда я занимался сбором материалов и фактов, связанных с историей зарождения наших сел, меня не на шутку заинтересовал вопрос: кому и когда пришла в голову идея основать это село именно на этом месте?

Мое недоумение было вызвано тем, что данное поселение не имело себе аналогов, выходило из всех бытовавших рамок. Судите сами. Обычно под любое село, хутор, заимку выбирали в наших краях место в пойме реки, по берегу ручья, рядышком с озером или хотя бы болотом. Благо недостатка в естественных водоемах на наших
землях нет.

А вот в Бугристом ни реки, ни ручья, ни озерка в помине нет. Хотя не за десятки верст, а буквально за околицей села текут по его землям Черная речка и река Уй. Потому-то и обратился я тогда к председателю сельхозартели «Коллективист» Апалькову с вопросом — в чем же причина столь безрассудного месторасположения деревни?
Он-то и посоветовал мне обратиться к тамошнему старожилу, довольно-таки преклонных лет старичку. Блокнот с записями той поры, к сожалению, утерян, да и имя моего собеседника выветрилось из памяти. Но суть разговора памятна.

Оказывается те, кто закладывал село Бугристое, меньше всего думали о водоеме, они знали одно, что на этом возвышенном месте всегда останавливаются на отдых караваны. Оборотистые мужики вырыли колодец да несколько землянок и стали себе жить-поживать и, как в сказке говорится, добра наживать.

Притворно-радушно встречая торговых гостей, хозяева тогда еще безымянной заимки были себе на уме, они думали о том, как бы ловчее да незаметнее с наступлением ночной темноты провернуть черные дела. Умаявшись за день, караванщики беспечно досматривали третий сон, а в эту пору «гостеприимные хозяева» потрошили тюки, вьючные поклажи с товарами, унося все облюбованное в укромное место.

Если купцы, расположившиеся на последний привал, приводили в надлежащий торговый вид караваны, чтобы завтра с утра предстать перед таможенниками Менового двора, то и каргиз-кайсаки также, чтобы не ударить в грязь лицом, обихаживали степных аргамаков (коней), отбирали из отар занедуживших в дороге овец. А поскольку табуны и отары, пригоняемые казахскими скотоводами в Троицк для продажи или мены были многотысячными, а их хозяева не сильны были в счете, то их также не обходили стороной вороватые бугристые мужички.

За ночь они умудрялись отбить от общего гурта несколько десятков, а то и сотен голов «баранты», бесшумно перегнать овец в логотину к речке Чернушке. Ну а потом, вполне понятно, сбыть все, что удалось прихватить, присвоить. Со временем первооснователи села Бугристое якобы переселились в город и, имея первоначальный капитал, нажитый за счет грабежа, занялись коммерческими делами, открыли собственные торговые лавки.

Рядом с селом Бугристое, поближе к городу расположены сейчас пригородный поселок и железнодорожная станция Золотая Сопка. Оказывается, это название первоначально было дано не поселению, а холмистому месту, где в отличие от Бугристого грабили караваны, уже уходящие из Троицка на юг. Грабители налетали днем стремительно, отбирали у караванщиков лишь драгоценности да звонкую золотую монету. Миг — и они также стремительно на горячих скакунах исчезали за степными перевалами.

Причем бандиты нападали только на тех купцов, у которых были золото, серебро, драгоценные камни. Нападали не на авось, а точно, уверенно, так как заранее присмотрели еще на ярмарке, кто особо богат и у кого что есть. Вот этих коммерсантов и определяли своими жертвами дорожные разбойники, которые также накапливали свое состояние, обогащались с ножом на большой дороге.

Но как бы там ни было, каких бы только происшествий и бед не случалось с азиатскими гостями, для них наш Троицк являлся признанным торговым центром, где можно было не только удачно сбыть свой товар, но и обменять его на тот, что имел большой спрос в далеких родных краях.

И еще одна характерная деталь. Троицк с его меновой торговлей, с его ежегодной, самой продолжительной в России ярмаркой (от июня до октября) был экзотическим местом для любых торговых гостей, даже для негоциантов из европейских стран, исколесивших Запад вдоль и поперек, но впервые оказавшихся в порубежном городе на стыке Европы и Азии.
Да что купцы, если даже такой знаменитый на весь мир немецкий зоолог, путешественник, автор популярнейшего шеститомника «Жизнь животных» Альфред Эдмунд Брем, побывавший в нашем городе в прошлом веке, был премного удивлен, впервые увидев здесь «корабль пустыни» — верблюда.

Сказочным северным чудом был Троицк в глазах караванщиков и купцов из среднеазиатских ханств и эмиратов. Да и как иначе, чем не чудом могли называть Троицк те же торговые гости из Хивы, Бухары, Коканда, где в их городах, за исключением ханских дворцов, да мавзолеев, как говорится, и глаз остановить не на чем.

Бесконечный лабиринт узких пыльных улочек, где двум ишакам не то чтобы с двухколесными арбами, а даже с легкими поклажами и то не разъехаться, где сплошные ленты желто-серых дувалов (заборов), да сляпанных из глиняных катышей и хворостяных каркасов домишек. Вот тот однообразный облик древних азиатских городов.

Здесь же, в Троицке, южные кунаки впервые видели прямые квадраты улиц и переулков, двухэтажные белокаменные здания, жилые особняки, украшенные затейливой деревянной резьбой, ажурные решетки кованых оград и парапетов.

А разве могли идти хоть в какое-нибудь сравнение мусульманские мечети Троицка, имеющие стройные, устремленные в небо минареты с приземистыми мечетями среднеазиатских городов. У редкого из правоверных не возникала мысль, что мечети Троицка, вознесшие ввысь позлощенные полумесяцы, находятся ближе к Аллаху. В общем, европейцы видели в Троицке черты азиатского города, а азиаты общались здесь с европейской культурой, с более цивилизованным укладом жизни и быта троичан.

Эта статья взята из книги Евгения Скобёлкина и Искандара Шамсутдинова: «Возвращаясь к прошлому»